Великая монгольская война - 177. Щебет горихвостки

Птицы не лгут. Этого достаточно, чтобы прислушиваться

1222 год. Весна. Монголы разоряют Шемаху и выходят к Дербенту. Каменной крепости , защищающей земледельческие долины от кочевников Севера. Которым теперь тоже требуется защита.

От угроз с Юга.

Продолжение. Предыдущая часть (и бумажный дракон) оживают ЗДЕСЬ

Музыка на дорожку

Подлость не сходит с рук. Подлость по ним получает.

Земли дышали испариной и трава кое-где пробивалась, отвлекая лошадиные морды от торб. Тут же туда ныряли отчаянные пташки, и с зерном в клюве летели прочь под задорный щебет собратьев. Жизнь кипела, а бездонные, ясные небеса настаивали, что на этот раз, весна явилась бесповоротно.

Он вышел томный от сна, потянулся и подставил лицо лучам. Котел дымился поодаль, подразнивая запахом тлеющих дров и бараньей похлебки. Хорошо все-таки быть человеком.

Хорошо всё-таки быть.

Предвкушение утренней трапезы сорвала назойливая горихвостка. Что появившись из ниоткуда, уселась на коновязь.

Чик-чирик

Возвестила о себе бойкая птичка

Чик-чирик

И склонила головку набок

Именно к нему проявив любопытство. Именно его выделив. А ведь людей хватало, и нарочно такого не выдумаешь. Неужели..

Хан людей - стал Ханом весны

Прошептал кто-то из сартаулов.

Большеглазый льстец со смуглой кожей. Хваливший так открыто, что это казалось незаметно, но бесследно не проходило. Вторя хвалителю, горихвостка свернула головку в другую сторону, просвистела

Чик-чирик

И умерла.

Люди потупились, Хан помрачнел и только подоспевший шулюм рассеял гнетущее чувство. После завтрака происшедшее показалось случайностью, после обеда вздором, после ужина про него забыли.

А утром всё повторилось.

Дышала весна, парила коновязь, купались воробьи, Хан жмурился на солнце. С неба спустилась другая горихвостка. Пощебетала, и умерла.

Сомнений не оставалось. Небеса дали знак.

И разгадать его под силу было только Елюй Чуцаю. Вызванный Кидань осмотрел тушку, помолчал, и удалился к себе. Закрывшись настежь. Целый день из его юрты раздавались звуки гучжен (китайские гусли).

А вечером, затянутый в белый шелк, он явился к Хану.

Имя, Государь.

Сказал Елюй Чуцай, когда они остались одни.

Имя сына.
Который умрёт раньше тебя, за твои допущения.

Предварив возражения, Кидань закончил

Если завтра к утру, ты не выберешь. Выберут за тебя

Рассёк ему сердце на четыре части.

И одной из них, предложил накормить птицу. Живот свело холодом, горло перехватила ярость и только это не позволило выкрикнуть приказа о незамедлительной казни. Советник стоял тут-же, и не отводил взор.

Невозмутимый. Готовый к смерти. Готовый ко всему. Как завещали родители, как учили наставники, как велел долг.

Царства держатся не обнажаемым мечом, а высказываемой правдой

Что ты.. Что ты.. несешь.

Выдохнул Чингиз, - как это можно говорить Хану? Как это можно говорить отцу?

Беззаконие.

Сказал Кидань.

Где-то допущено показательно. В попрание устоев земли, в насмешку над предписаниями Неба.

О Небе судят по человеку, который судит

Бессудные расправы развращают, заставляя низких судить о высоком превратно. Твои люди явно преступили закон. И тебя за это накажут.

Имя.

Елюй Чуцай покинул шатер.

А возвращение Толуя с охоты заставило старика взвыть. Оставшись один, поседевший как лунь, с запавшими глазами. Он рухнул на лицо, заполз в угол и накрылся с головой войлоком.

Слушая бесконечные повторения

Тук-тук. Чик-чирик. Имя.
Тук-тук. Чик-чирик. Выбирай.

Всё он знал.

Что не бывает власти без ответственности, ответственности без власти. Не знал только, что же произошло такого, что его наказывают так.

Каспийские ворота

Закрыто - не лезь. Откроют - не поздоровится.

Столетиями в Закавказье и Персию, смерть приходила с Севера. Выплескиваясь волнами скифов, гуннов, хазар, кипчаков и пр. (несть им числа) на плодородные долины Юга. Наполняя теплые спальни жестоковыйными обитателями стылых кочевий. Которым никто (никогда!) не радовался, ибо несли горе. И никто (нигде!) не ждал, ибо дом умещался в седле.

Их алчные, злобные женщины шли следом. И успевали подраться из-за сорванного платья раньше, чем на нём высохнет кровь. Слухи о кочевниках лишали мужества, а запах валил с ног чище ударов. Прошибая мешаниной людского и конского пота, горькой полыни и походных костров, немытого тела и сальной косицы.

Где краснела бусинка и увядал цветок.

Жить в ожидании было невыносимо, пускать нельзя. Но нельзя и невозможно слишком несхожи, чтобы одно отменяло другое. Век за веком и год за годом дожди омывали брошенные кости. Оплакивая тысячи (миллионы!) судеб, в одночасье загубленных вылазкой смрадной шайки грабителей.

Сколько их..

Степенных Pater familias (домовладык) жалось к собственному порогу. Переводя взгляд с оцепенелой жены к испуганным детям. Над которыми уже свисала конная тень, оскаленная злобной радостью предвкушения.

Не своё - не жалко. Не жалко - не своё.

Много было несчастных. И зваться они могли по-разному Фарид, Иван, Чжан. А вся вина заключалась, что в месте обитания пашня сходилась со степью. Предлагая два Modus vivendi каждый из которых исключал второй. Пашня (в итоге) победила, хотя..

Кто мы такие, чтобы подводить итог.

Персию от Степи закрывал Большой Кавказский Хребет, оставлявший северным набегам две небольших лазейки. Дарьяльское ущелье с протекающим Тереком. И Каспийские ворота, узкую равнину между горными отрогами и морем. Позволявшую провести конницу и обозы.

Ко времени описываемых событий, Дарьяльское ущелье выводило прямо на.. грузин. Отчего вопрос - бить или получать.., вставал в полный рост. И много желающих пограбить не находилось.

Каспийские же ворота, семь веков кряду, сторожил славный город Дербент.

Камень не отменяет зимы, камень отодвигает зиму

Некие поселения существовали всегда.

Но то, что называют капитальным строительством, осуществили в V - VI веках правители Кавказской Албании и государи Империи Сасанидов. Последние использовали тесаный камень, сделавший Дербентские стены неприступными.

Иногда, и они не спасали. Очевидец описывает картину погрома, произведенного западными тюрками.

Мовсес Каганкатваци:

Глаз их не щадил ни прекрасных, ни милых, ни молодых из мужчин и женщин; не оставлял в покое даже негодных, безвредных, изувеченных и старых; они не жалобились, и сердце их не сжималось при виде мальчиков, обнимавших зарезанных матерей; напротив они доили из грудей их кровь, как молоко. Как огонь проникает в горящий тростник, так входили они в одни двери и выходили в другие, оставив там деяния хищных зверей и птиц

Это казалось неизбежностью.

И едва человек учился понимать, человек понимал. На Севере - холод. На Севере - голод. На Севере - смерть.

Первыми, кто осмелился заглянуть на Север, стали арабы. Осуществившие несколько экспедиций против хазар. Арабы далеко не продвинулись и закрепиться в степях не смогли. Теперь же, из Ирана пылило нечто.

Глашатаи с черными бунчуками, подошли к Дербентским воротам и гортанно заговорили ломаным языком:

Мы не желаем вам зла. Мы идём дальше.
Пришлите переговорщиков.

И переговорщиков к ним послали.

Всё будет хорошо

Если ты сразу понадобился, сразу думай зачем.

Валид понадобился не вдруг, и друзей (если признаться) имел не особо. Второго такого простака в Дербенте не было, да и в мире водилось немного. Всех Валид привечал, всему Валид верил. А когда кто-то просил помочь (погрузить обычно), мог вынести любую тяжесть, кроме отказа.

Отказывать не умел. Не умел и спорить.

Молчун-тихоня, он удивлялся как иные ухитряются препираться. Не лезут за словом, себя не вымучивают себя. Руки у них не трясутся, подбородок не дрожит. Слезы к глазам не подступают. Смотрел Валид на жизнь, а потом как есть её принял. Кому-то её тянуть, кому-то в ней ездить.

Осёл ты у меня

Ласково приговаривала жена - Далиля.

Вздорная, вреднючая смутьянка с густыми бровями и колким словом. Султанша ругани и повелительница брани. Хоть бы раз, ушла с базара без перепалки.. а ведь таскалась туда всякий день. И он не силился предполагать, что влечет её на базар больше. Желание купить или желание поругаться.

Родители отдали Далилю почти без выкупа. Первые дни ожидая её почетного возвращения из семьи жениха, и несмываемого позора на собственную. Потому что второй такой, настолько несносной бабы - не было. Молодые же возьми, и приглянись друг другу. Пятнадцать лет прожили душа в душу, с двумя сыновьями и тремя дочками. Расстроились на соседний, выморочный участок, разбили сад. Там росли персики, хурма и гранаты, а Далиля играла с собакой.

Что до Валида, то он больше любил кошек. И они его.

Любишь учить - заводи собаку. Хочешь учиться - смотри на кота

Кошек Далиля терпела, а на людей шипела сама.

Валид был слишком прост, а они слишком лукавы. И сама лукавая она прекрасно понимала. И их. И то насколько Всемилостивый Господь благоволит простоте, что дал её мужу всё. Дом, сад, достаток и её.. ядовитую гадюку, в придачу. Чтоб место знала и мужа берегла.

Она и берегла. Она и знала.

Бывало вернувшись откуда-то, муж взахлеб рассказывал о выгодном предложении или ссуженных взаймы бездельнику - медяках. Далиля гладила его по голове, ласково приговаривая.

Какой же ты у меня всё-таки.. ослик.

А он виновато помаргивал, смутно понимая, что женщина права.

Козни в основном были пустячные, а встревожиться по - серьезному заставило необъяснимо появившееся почтение. На улице Валиду стали кивать важные люди, справляясь о её благополучии и успехах детей. Муж запинался, разводил руками и улыбался с непосредственностью, заставлявшей искушенных дивиться

Что на земле, такая улыбка еще осталась.

Однажды Валида зазвали в духан. И он вернулся проникнутый общностью с чем-то необъяснимым, но важным. А она, впервые увидела на его лице снисходительную улыбку. Приглашения продолжались. Вечера он проводил в обществе знатных, приучившись быть накоротке с купцами, правоведами и руководителями городской стражи.

Домой заявлялся с приподнятой веселостью и поучительным тоном. Донимая беседами о мужестве, дружбе и взаимном уважении достойных. Чего только женщины не понимают, и трусы.

Далиля терпела всё.

Даже заискивающее признание жён друзей мужа. Спесивых, надменных гусынь с мелочной завистью и цепной злостью. Они начали с ней здороваться, и щебеча улыбались, пытаясь завести непринужденные разговоры. Далиля отворачивалась, а самую настырную облила простоквашей.

Дома же сорвалась, когда Валид залепетал о жертвенности как свойстве мужчин. Потащив мужа за рукав к забору, где хозяйничал отчаянный кот с черно-белым окрасом и вечно поцарапанной мордой. Султан собратьев, самозабвенно метивший кусты и крывший кошек.

Вот мужчина.

Сказала Далиля

А ты - осёл.
Не знаешь ни что тебе, ни что от тебя нужно.

Она расхохоталась

Его обхаживают как коня на продажу, и бабу для спальни. А он и рад. Делили они с тобой деньги? Делили землю? Делили власть? А невзгодами поделиться горазды. Смертью запахло, родня появилась. Брат, выручай.. Мужчиина

Далиля презрительно смерила его взглядом

Баран. Безрогий.

Валида трясло.

Он стиснул кулаки, цедил: не смей! не смей! не смей! Скосил глаза и как помешанный заулыбался скороговоркой. - Ты ничего не понимаешь. Глупая. Дура. Дуура. Дура. Дураа. Повторял скороговоркой, отгоняя неприятную мысль.

Они не разговаривали несколько дней. А когда он принес высокую шапку, яркий халат, Далиля взвыла

Не ходи! Не ходи с ними!

Бросилась женщина в ноги.

Умоляю! Ради нашего дома! Ради нашего счастья! Ради наших детей!
Не ходи!

Валид обнял её за плечи.

Погладил по волосам и с некоторой отстраненностью улыбнулся:

Всё будет хорошо.

Довольный собой.

И новым местом в семье (и жизни!), принадлежавшим ему по праву. А глупая женщина горько, горько, заплакала.

То что женщина, не во всём смыслит. Не мешает ей, всё понимать.

Утром, Валид отправился к проклятым.

В делегации нескольких посланников, представлявших достопочтенные сословия славного Дербента, где он представлял народ. Ибн Ал Асир:

Покончив с городом (Шемахой), они захотели перейти Дербенд, но не смогли это сделать. Тогда татары послали к ширваншаху, царю Дербенда-Ширвана, сказать, чтобы он прислал к ним посла, который бы заключил с ними мир.
И тот послал десять человек из своих высокопоставленных лиц.

Полководцы оценивающе всматривались.

Выделялся нарядный в высокой шапке с разноцветными камнями на пальцах. С которым остальные разговаривали подобострастно. Не оставляя сомнений, чье слово решающее и кто здесь главный.

Джебэ рубанул наискось, нарушив Великую Ясу прямо и непосредственно.

Ибн Ал Асир:

Татары убили одного, а остальным сказали: “Если вы укажете дорогу, по которой мы могли бы перейти его (Дербент) вам будет дан аман.
В противном случае мы вас убьем, как мы убили этого человека

Татар пропустили на Север.

А Далилю перестали замечать на рынке. Как и вообще непростые не замечают простых, когда в них нет нужды. Валида принесли без шапки, сапог и нескольких пальцев, а оставшиеся были изломаны. Слуги грубовато бурчали, а их распорядитель на ухо прошептал:

Кто тише живёт, у того дети старше

Она всё поняла.

Какие времена - такие мужчины. Какие мужчины - такие времена. Мужа схоронили семейным кругом, если не считать горихвостку.

Это мой сын

Старик скрипел зубами, ворочался.

Зарывался в тряпки, проваливался в извилистое забытье. Ковыляя к спасительной мысли, что это снится. Но это не снилось и рассвет близился. А дрожь швыряла от малодушия к злости. Он думал то наказать Киданя, то через него сторговаться..

Отдать какую-нибудь дочь или.. одного из сыновей молодых жён. Сколько их бегает по кочевьям. Хоть бы и Хулгэн. Всё равно меркитские истории добром не кончаются. И схватившись за торг, Хан хватался за голову

Да о чём же это я, старый дурак.

Только сыновья Бортэ пойдут в уплату.

Небо жестоко! - растирал он кулаками глазницы. А в ответ всплывали равнины истребленных племен и города переполненные телами. Для Неба все они дети, - жгло понимание. Ты же небесный (Чингис) хан..

Пережеванный скорбью, он покинул шатёр.

Хочешь, чтобы Небо берегло твоих сыновей. Замечай чужих

Горихвостка ждала.

Прилетев вовремя, как всё у Неба бывает. Он подошел к коновязи, и прошептал. А птичка вопросительно склонила головку.

Мой сын. Это мой сын.

Заставив произнести.

В чем не сомневался никогда, как только настоящий отец может не сомневаться. Птичка вспорхнула, и взмах крыльев ширился, накрыв мир тенью степного орла. Каким был тот, чье он произнёс имя.

Случай у Дербента, первый, где монголами был нарушен запрет на убийство переговорщика. Схожую выходку в 1237 году совершит Бату, расправившийся с рязанским посольством князя Федора Юрьевича.

Участь батуидов была грустной. Джебэ не вернулся из похода. Субэдей вернулся без сына, глаза и войска. Чингиз за полгода до смерти, пережил сыновнюю. Люди Средневековья жили проще и судили чище. Зная, что человек обязан соблюдать закон, который соблюдать заставляет.

Поддержать проект:

Мобильный банк 7 903 383 28 31 (СБЕР, Киви)

Яндекс деньги 410011870193415

Карта 2202 2036 5104 0489

BTC - bc1qmtljd5u4h2j5gvcv72p5daj764nqk73f90gl3w

ETH - 0x2C14a05Bc098b8451c34d31B3fB5299a658375Dc

LTC - MNNMeS859dz2mVfUuHuYf3Z8j78xUB7VmU

DASH - Xo7nCW1N76K4x7s1knmiNtb3PCYX5KkvaC

ZEC - t1fmb1kL1jbana1XrGgJwoErQ35vtyzQ53u